Елена Коллонг-Попова, французский свидетель по делу 'ЮКОСа' : 'К Ходорковскому у меня нет претензий. С фальшивыми документами и моими подписями играет Голубович'

Вика САРЫКИНА, Париж
Московский Комсомолец
28.11.2003

С Еленой Коллонг-Поповой мы вели ежедневные телефонные беседы. Я просила о встрече. И она вроде не была против, но что-то мешало. Что-то постоянно мешало. Не вдруг возникшие обстоятельства, нет. Что-то другое. И в конце концов она призналась мне, что у нее нет никакого желания сейчас ни с кем общаться. И что она устала. И что ей невероятно тяжело. 'Вы себе представляете, что такое 15 миллионов евро?' - спросила она меня.

После долгих уговоров она согласилась. 'Я устала. Я совершенно одна против целой стены. И журналисты пишут обо мне неправду. Я устала бороться и с журналистами. Хорошо, давайте попробуем встретиться завтра. Вы приедете ко мне, посмотрите, как я живу... Хотя у меня совсем нет настроения'.

Ее депрессия объяснима: в мае этого года французский суд осудил Елену на 12 месяцев (условно) и обязал выплатить штраф в 15 млн. евро.

Дочь советского академика, Елена приехала в Париж в начале 80-х. Счастливая мать. Размеренная жизнь. Небольшой, но постоянный бизнес. Спокойствие длилось до 1995 года - пока не случилась роковая встреча с Алексеем Голубовичем, занимавшим в разное время ряд руководящих должностей в банке 'Менатеп' и в компании ЮКОС. Голубович сделал новой знакомой деловое предложение.

Елена на свое имя зарегистрировала в Швейцарии несколько офшорных компаний, что дало возможность ее партнерам обойти российский антимонопольный закон и провести миллионы долларов, чтобы не платить налоги. Постепенно офшорные компании под именем русской француженки росли по всему миру - на Багамах, Сейшелах, Кипре и в других странах 'налогового рая'. Через эти фирмы (а их было около трех десятков) ежегодно перекачивалось 300 миллионов долларов. С помощью Елены открывались офшорные счета, обналичивались переводы, создавались подставные фирмы, разорялись зарубежные акционеры. А одно кипрское предприятие Елены на бумаге владеет 12% акций ЮКОСа.

Жизнь Елены заблестела мишурой: шикарные рестораны, яхты, частные самолеты, поездки на Карибы, в Грецию, в Италию, на курорт Куршевель. И все в компании господина Голубовича. С 1996 по 2000 год французская гражданка русского происхождения была доверенным лицом олигархов ЮКОСа и 'Менатепа'. По слухам, за этот период плодотворного сотрудничества с русскими партнерами Елена накопила около 5 млн. долларов на своем банковском счету. Вот только во Франции теневым бизнесом заниматься опасно: уж если ты здесь ведешь дело, то и законы исполняй французские; в частности - плати налоги. С невыплатой французской казне налогов и начались проблемы.

Однажды в 1998 году в дом Елены вошли агенты Национального управления фискальных расследований Франции и предъявили ордер на обыск. Следствие длилось несколько лет, и в мае 2003 года Елену приговорили к году лишения свободы условно с обязательной выплатой штрафа (за неуплату налогов) на сумму в 15 млн. евро. Русские партнеры сделали вид, что ничего не произошло. А ее ближайший друг Алексей Голубович заявил, что не знает никакой мадам Коллонг-Поповой.

Теперь, когда у ЮКОСа пошатнулись дела, Елена решила действовать. Несмотря на страх за свою жизнь.

- Что изменилось в вашей жизни после того, как вы начали делать заявления, касаемые ЮКОСа?

- Ничего не изменилось. Вы думаете, что мне сразу простили все налоги?

- Зачем же вы тогда продолжаете общаться с русскими следователями?

- Я защищаюсь. Я хочу, чтобы за все случившееся отвечал тот, кто должен отвечать. Я хочу, чтобы налоги заплатил тот, кто должен платить: через мои счета проходили не мои деньги, платить должна не я. И за налоговые махинации, в которых меня обвинили французские фискальные органы, должна отвечать не я, а руководители ЮКОСа.

- Вы думаете, что вы сможете чего-то добиться от ЮКОСа?

- Я хочу, чтобы они начали переговоры с французами. Французы просили меня дать письменные гарантии выплаты по налогам, а там уже можно вести переговоры, торговаться, но Голубович не хочет их давать. В ЮКОСе говорят, что меня не знают. Если они меня не знают, почему же они не подают на меня в суд за клевету? (Усмехается.)

- Как вы познакомились с Голубовичем?

- Отлично помню, это было в августе 1995 года. Я приехала в Сен-Тропе на виллу своих друзей, а он там уже отдыхал с женой.

- И он сразу вот так вот сделал вам предложение по открытию офшорных фирм?

- Нет, это было через год.

- Почему вы согласились?

- Потому что это были интересные предложения: я должна была работать с акциями на русском рынке. В этих предложениях не было ничего криминального.

- Как же не было? А отмывание денег и неуплата налогов?

- Не было никакого отмывания денег. Отмывание делается с денег, полученных от продажи наркотиков или оружия. Здесь же был уход от налогов. Но ко мне это не имело отношения, потому что фирмы были открыты в Швейцарии. Что касается Франции, я предупреждала Голубовича, что здесь нужно платить налоги, так как я французская подданная, и он уверял меня, что никаких проблем не будет.

- Но они появились в 1998 году, когда на вас завели уголовное дело.

- Сразу два: уголовное и гражданское, то есть по налогам и по фискальному мошенничеству. Гражданское дело касалось компаний, которые занимались акциями, а уголовное было связно с моими двумя 'пустыми' фирмами, которые я купила еще в 90-х для работы с российским оборудованием и сырьем. Кроме того, мне ставят в вину то, что я якобы дала взяток на четыре или даже на четыре с половиной миллиона евро. А на самом деле эти деньги я потратила на авиабилеты, круизы и путешествия Голубовича и его друзей. Свои билеты и путешествия я оплачивала из своего кармана. Если не верите, я вам дам адрес фирмы, где я все эти билеты заказывала.

- Расскажите, как в 1998 году к вам в дом ворвались французские налоговики?

- Все было очень культурно, никто дверей не вышибал, никто никуда не врывался. Пришли рано утром 1998 года ко мне домой на авеню Фош - я еще там жила. Взяли документы, а потом стали вызывать на допросы.

- Как вы жили под следствием?

- До 2001 года нормально. Я продолжала работать с Голубовичем и с его женой. Но со мной дружили только для того, чтобы я не показывала французской полиции всех финансовых отчетов, меня просили об этом. Я и не показывала. А потом мне полетели счета: заплатите 4 млн. евро, заплатите 7 млн. евро, сделали опись имущества. Разумеется, я сразу сказала об этом Голубовичу. А он прекратил со мной все отношения, меня просто выкинули!

- Вы сказали, что у вас были две свои личные фирмы, купленные до Голубовича. Это был ваш первый бизнес во Франции?

- Нет, первый мой бизнес был связан с ремонтом и мебелью, которую я поставляла в Россию. Второй - разные шмотки, ботинки, алкоголь (тогда еще не было акцизов), а также мыло, духи и так далее. Но это было еще в 1989 году.

- Вы приехали в Париж, будучи замужем вторым браком за французским дипломатом?

- Не за дипломатом, а за работником посольства. Но в Париж я приехала одна, так как я вышла за него замуж в Москве и развелась там же.

- Но как же вы приехали сюда, на пустое место?

- Я не приехала на пустое место, у меня уже в Москве было дело - шоколад, маргарин и так далее. Так что я продолжала и здесь работать с мелким частным бизнесом.

- У вас какое образование?

- Финансовый институт, а до этого я училась в Бауманском.

- Вот ведь дана какая светлая голова!

- Вика, мы же не об этом!

- Да я это к тому, что никак не могу понять, как же вы могли согласиться встать во главе офшорных компаний в качестве подставного лица? Ведь понятно, что в случае любых проблем вы становитесь 'козлом отпущения'!

- А я не была подставным лицом. Я была доверенным лицом. Подставные лица, как попки, подписывают бумаги и ни о чем не знают. А я управляла фирмами и счетами, и у меня килограммы документации.

- Это правда, что вы накопили за годы сотрудничества 5 млн. евро?

- Знаете... Я не хочу отвечать на этот вопрос.

- Вам ведь даже психолога французы предлагали: ведь это, наверное, действительно тяжело - потерять все? После такой шикарной жизни?

- А что вы имеете в виду? Машина у меня с 1991 года, я ее купила до Голубовича. Да, до этого я снимала квартиру на авеню Фош, за 5000 долларов в месяц. А сейчас мы живем в меблированной квартире - но тоже в престижном хорошем районе. В магазины за продуктами я не хожу уже несколько лет. А дорогая одежда... Конечно, я всегда покупала дорогую одежду, потому что я общалась с людьми определенного уровня - юристами, адвокатами, банкирами. Я все это ношу до сих пор. Но у меня нет ни золота, ни бриллиантов. Я ничего не покупала себе.

- Но Голубович вас как-то же благодарил помимо полагающихся процентов или там зарплаты?

- Да - один раз дал премию в 30 000 долларов.

- Неужели ваши русские партнеры ничего не дарили? Ведь вы говорите, покупали для них билеты, антиквариат и даже что-то для жен и любовниц - всякие ювелирные украшения; колье, как я помню, вы упоминали, за 80 000 евро.

- Нет-нет, Голубович мне ничего не дарил. Он не был моим любовником, если вы на это намекаете. Мы действительно очень дружили, много ездили и работали. Журналисты сейчас сочиняют, что мы были в близких отношениях, что у меня дома устраивались какие-то оргии. Впрочем, они придумывают даже по мелочам: последнее, что я о себе слышала, что я будто бы хожу с охраной.

- Но это правда, что вы стоите на бирже труда?

- Да. Я даже получаю пособие в 750 евро.

- Как же вы живете на эти деньги?

- Сейчас мы снимаем половину дома здесь, в Неи, под Парижем. И потом мой гражданский муж, с которым мы уже десять лет вместе, Роже, он же работает. Он, конечно, получает не очень много, и очень много нам приходится платить адвокатам, но все-таки живем как-то.

- Как он отреагировал на то, что произошло?

- Он сказал... как это по-русски? Он сказал: 'Профессиональный обман'. Он, конечно, меня поддерживает.

- А ваши близкие из России? Когда вы вообще последний раз были в Москве?

- В 2000 году. И в связи с последними событиями я туда еще не скоро поеду.

- У вас в России родители?

- Мама. Она очень сильно переживает.

- А здесь у вас сын?

- Ему 29.

- Сколько же тогда вам, если не секрет?

- Пятьдесят.

- Пятьдесят?! (Елена выглядит на 35. - В.С.)

- Ну я стараюсь... Не спрашивайте меня о человеческой стороне и о моей жизни, я сейчас совсем не хочу об этом говорить.

- Представляя сейчас будущее, какой вариант вы рассматриваете в качестве худшего и какой в качестве лучшего?

- Я сейчас пытаюсь разблокировать один счет в Швейцарии. Это не мои личные деньги, но в моей ситуации я имею на них право, так как при получении их я не собираюсь покупать себе яхту. Я хочу эти деньги пустить для переговоров с французской фискальной полицией. Я надеюсь, что все-таки смогу его разблокировать. Если меня не убьют.

- Значит, в качество самого худшего варианта вы рассматриваете совсем не тюрьму?

- По правде говоря, я стараюсь об этом не думать. Понимаете, я оказалась в таком вихре сейчас... Вы представляете, что такое 15 млн. евро?

- По правде говоря, нет.

- Ха! И я тоже. Но я должна их заплатить. А 12 месяцев тюрьмы? За что? Я не боюсь говорить. И я буду это делать, даже если я и рискую жизнью.

- Вы думаете, что Ходорковский...

- К Ходорковскому у меня нет претензий. С фальшивыми документами и моими подписями играет Голубович. А Ходорковский очень умный человек. Правда, начни строить он свою империю здесь, во Франции, он бы так далеко не ушел.

- Как вы узнали о его аресте? Что вы подумали?

- Мне утром позвонили знакомые французы. Первое, что я подумала: 'Этого не может быть!'. Я совсем не ожидала такого поворота.

- Почему за столько лет дружбы с правой рукой Ходорковского вы не познакомились с самим Ходорковским?

- Потому что Голубович меня ото всех скрывал. Он мне так и говорил: 'Если Ходорковский увидит тебя, он уволит тебя вместе со мной'. Я нужна была Голубовичу одна и для того, чтобы зарабатывать ему деньги.

- Его арест теперь позволит вам быть наконец услышанной?

- Да, мне очень сильно может помочь этот момент. Они же были неприкосновенной компанией, они же купили всех в России, и пресса писала о них только в хороших тонах - что они такие белые и прозрачные. А я еще год назад пыталась достучаться до многих и натыкалась на глухую стену: все боялись, никто меня не слышал. Еще год назад я дала интервью одному французскому журналисту, но только сейчас журналисты вспомнили обо мне.